• Библиотека лучших книг
  • Каталог лучших книг
  • Написать письмо в библиотеку


    лучи проникают на триста
    метров в глубину! Но электрический свет, вспыхнувший в самом лоне океана,
    не только" освещал воду, но и превращал жидкую среду вокруг "Наутилуса" в
    жидкий пламень.
    Если допустить гипотезу Эремберга, полагавшего, что вода в морских
    глубинах фосфоресцирует, то надо признать, что природа приберегла для
    обитателей морей одно из самых чарующих зрелищ, о чем я могу
    свидетельствовать, наблюдая игру световых лучей, преломляющихся в грани
    тысячи жидких алмазов. Окна по обе стороны салона были открыты в глубины
    неизведанного. Темнота в комнате усиливала яркость наружного освещения, и
    казалось, глядя в окна, что перед нами гигантский аквариум.
    Создавалось впечатление, что "Наутилус" стоит на месте. Объяснялось это
    тем, что в виду не было никакой неподвижной точки. Но все же океанские
    воды, рассеченные форштевнем судна, порою проносились перед нашими глазами
    с чрезвычайной скоростью.
    Очарованные картиной подводного мира, опершись на выступ оконной рамы,
    мы прильнули к стеклам, не находя слов от удивления, как вдруг Консель
    сказал:
    - Вы желали видеть, милейший Нед, ну вот и смотрите!
    - Удивительно! Удивительно! - говорил восторженно канадец, позабыв и
    свой гнев и свои планы бегства. - Стоило приехать издалека, чтобы
    полюбоваться на такое чудо!
    - Да, теперь мне понятна жизнь этого человека! - воскликнул я. - Он
    проник в особый мир, и этот мир раскрывал перед ним свои самые сокровенные
    тайны!
    - Но где же рыбы? - спрашивал канадец. - Я не вижу рыб!
    - А на что они вам, милейший Нед? - отвечал Консель. - Ведь в рыбах вы
    ничего ровно не смыслите.
    - Я? Да ведь я рыбак! - вскричал Нед Ленд.
    И между друзьями завязался спор; оба они знали толк в рыбах, но каждый
    по-своему.
    Известно, что рыбы составляют четвертый и последний класс позвоночных
    [современная систематика делит позвоночных на 6 классов]. Им дано очень
    точное определение: "позвоночные - животные с двойным кровообращением и
    холодной кровью, дышат жабрами и приспособлены жить в воде". Рыбы
    подразделяются на костистых и хрящевых. Костистые - это рыбы, у которых
    костяной скелет; хрящевые - рыбы, у которых скелет хрящевой.
    Канадец, возможно, слышал о таком подразделении, но Консель, более
    сведущий в этой области, не мог из чувства дружбы допустить, чтобы Нед
    оказался менее образованным, чем он. Поэтому он сказал:
    - Милейший Нед, вы гроза рыб, искуснейший рыболов! Вы переловили
    множество этих занятных животных. Но бьюсь об заклад, что вы и понятия не
    имеете, как их классифицируют.
    - Как классифицируют рыб? - серьезно отвечал гарпунер. - На съедобных и
    несъедобных!
    - Вот так гастрономическая классификация! - воскликнул Консель. - А не
    скажете ли вы, чем отличаются костистые рыбы от хрящевых?
    - А может быть, и скажу, Консель!
    - А вы знаете, как подразделяются эти два основных класса?
    - Понятия не имею, - отвечал канадец.
    - Так вот, милейший Нед, слушайте и запоминайте! Костистые рыбы
    подразделяются на шесть подотрядов: primo, колючеперые с цельной и
    подвижной верхней челюстью, с гребенчатыми жабрами. Подотряд включает
    пятнадцать семейств, иначе говоря, почти три четверти всех известных рыб.
    Представитель подотряда: обыкновенный окунь.
    - Рыба недурна на вкус, - заметил Нед Ленд.
    - Secundo, - продолжал Консель, - рыбы с брюшными плавниками,
    расположенными позади грудных, но не соединенными с плечевой костью.
    Подотряд включает пять семейств, и сюда относится большая часть
    пресноводных рыб. Представители подотряда: карп, щука.
    - Фи! - сказал канадец с пренебрежением, - пресноводные рыбы!
    - Tertio, - продолжал Консель, - мягкоперые, у которых брюшные плавники
    находятся под грудными и непосредственно связаны с плечевой костью.
    Подотряд включает четыре семейства. Представители: палтус, камбала, тюрбо
    и так далее...
    - Превосходные рыбы! Превосходные! - восклицал гарпунер, не
    признававший другой классификации рыб, кроме вкусовой.
    - Quarto, - продолжал не смущаясь Консель, - бесперые, с удлиненным
    телом, без брюшных плавников, покрытые жесткой и слизистой кожей. Подотряд
    включает только одно семейство. Сюда относятся угревые: угорь
    обыкновенный, гимнот - угорь электрический.
    - Посредственная рыба! Посредственная! - заметил Нед Ленд.
    - Quinto, - говорил Консель, - пучкожаберные, с цельной подвижной
    челюстью; жабры состоят из кисточек, расположенных попарно вдоль жаберных
    дуг. В этом подотряде одно семейство. Представители: морской конек,
    летучий дракон.
    - Мерзость! Мерзость! - заметил гарпунер.
    - Sexto, - сказал Консель в заключение, - сростночелюстные, у которых
    кости, ограничивающие рот сверху, сращены, придавая полную неподвижность
    челюсти, - подотряд, порочащий настоящих рыб. Представители: иглобрюхи,
    луна-рыба.
    - Ну, эта рыба только осквернит кастрюлю! - вскричал канадец.
    - Вы хоть сколько-нибудь поняли, милейший Нед? - спросил ученый
    Консель.
    - Нисколько, милейший Консель! - отвечал гарпунер. - Но валяйте дальше,
    любопытно послушать!
    - Что касается хрящевых рыб, - невозмутимо продолжал Консель, - они
    подразделяются на три отряда.
    - И того много! - буркнул Нед.
    - Primo, круглоротые, у которых вместо челюсти одно срединное носовое
    отверстие, а позади черепа ряд круглых жаберных отверстий. Отряд включает
    лишь одно семейство. Представитель: минога.
    - Хороша рыба! - сказал Нед Ленд.
    - Secundo, селахии; жабры у них похожи на жаберные отверстия
    круглоротых, но с подвижной нижней челюстью. Отряд самый значительный в
    классе. Подразделяется на два семейства. Представители: акулы и скаты.
    - Как! - вскричал Нед. - Скат и акула в одном отряде? Ну, милейший
    Консель, в интересах скатов не советую вам сажать их вместе в один сосуд!
    - Tertio, - продолжал Консель, - осетровые. Жабры у них открываются,
    как обычно, одной щелью, снабженной жаберной крышкой, - отряд включает
    четыре вида. Представитель семейства: осетр.
    - Э, э! Милейший Консель, вы приберегли на мой вкус лучший кусочек на
    закуску! И это все?
    - Да, милейший Нед, - отвечал Консель. - И заметьте, что знать это, еще
    не значит узнать все, потому что семейства подразделяются на роды, виды,
    разновидности.
    - Так-то, милейший Консель! - сказал гарпунер, взглянув в окно. - А вот
    вам и разновидности!
    - Рыбы! - вскричал Консель. - Право, можно подумать, что перед нами
    аквариум!
    - Нет! - возразил я. - Аквариум - та же клетка, а эти рыбы свободны,
    как птицы в воздухе.
    - А ну-ка, милейший Консель, называйте рыб! Называйте! - сказал Нед
    Ленд.
    - Это не по моей части, - отвечал Консель. - Это дело хозяина!
    И в самом деле, славный парень, рьяный классификатор, не был
    натуралистом, и я не уверен, мог ли он отличить тунца от макрели. Канадец,
    напротив, называл без запинки всех рыб.
    - Балист, - сказал я.
    - Балист китайский, - заметил Нед Ленд.
    - Род балистов, семейство жесткокожих, отряд сростночелюстных, -
    бормотал Консель.
    Право, вдвоем они составили бы замечательного натуралиста!
    Канадец не ошибся. Множество китайских балистов, со сплющенным телом, с
    зернистой кожей, с шипом на спинном плавнике, резвилось вокруг
    "Наутилуса", ощетинясь колючками, торчавшими в четыре ряда по обе стороны
    хвоста. Ничего нет прелестнее китайских балистов, сверху серых, белых
    снизу, с золотыми пятнами на чешуе, мерцавшими в темных струях за кормою.
    Между балистами виднелись скаты, словно полотнища, развевающиеся по ветру;
    и среди них я заметил, к величайшей радости, японского ската с желтоватой
    спиной, нежно-розовым брюхом и тремя шипами над глазом; вид настолько
    редкий, что самое существование его было в свое время поставлено под
    сомнение Ласепедом, который видел такого ската только в одном собрании
    японских рисунков.
    В продолжение двух часов подводное воинство эскортировало "Наутилус". И
    покуда рыбы резвились и плескались, соперничая красотою расцветки, блеском
    чешуи и юркостью, я приметил зеленого губана, барабульку, отмеченную
    двойной черной полоской, бычка, белого, с фиолетовыми пятнами на спине и
    закругленным хвостом, японскую скумбрию, чудесную макрель здешних морей, с
    серебряной головой и голубым телом, блистательных лазуревиков, одно
    название которых заменяет всякие описания, спарид рубчатых, с разноцветным
    плавником, голубым и желтым, спарид полосатых, с черной перевязью на
    хвосте, спарид поясоносных, изящно зашнурованных шестью поперечными
    полосами, трубкоротых с рыльцем в форме флейты, или морских бекасов,
    некоторые представители которых достигают метра в длину, японскую
    саламандру, мурену, род змеевидного угря, длиною в шесть футов, с
    маленькими живыми глазками и широким ощеренным зубами ртом, всего не
    перечислишь...
    Восхищению нашему не было предела. Восклицаниям не было конца. Нед
    называл рыб, Консель их классифицировал, а я восторгался живостью их
    движений и красотою формы. Мне не доводилось видеть таких рыб в их
    естественной среде.
    Не стану описывать все разновидности, промелькнувшие перед нашими
    ослепленными глазами, всю эту коллекцию Японского и Китайского морей.
    Рыбы, привлеченные, несомненно, блеском электрического света, стекались
    целыми стаями, их было больше, чем птиц в воздухе.
    Внезапно в салоне стало светло. Железные створы задвинулись. Волшебное
    видение исчезло. Но я долго бы еще грезил наяву, если б мой взгляд
    случайно не упал на инструменты, развешанные на стене. Стрелка компаса
    по-прежнему показывала направление на северо-северо-восток, манометр -
    давление в пять атмосфер, соответствующее глубине в пятьдесят метров ниже
    уровня моря, а электрический лаг - скорость в пятнадцать миль в час.
    Я ждал капитана Немо. Но он не появлялся. Хронометр показывал пять
    часов.
    Нед Ленд и Консель ушли в свою каюту. Я тоже вернулся к себе. Обед уже
    стоял на столе. Был подан суп из нежнейших морских черепах, на второе
    барвена, которая славится своей белой, слегка слоистой мякотью и печень
    которой, приготовленная особо, считается изысканнейшим блюдом, затем
    филейная часть рыбы из семейства окуневых, более вкусная, чем лососевое
    филе.
    Вечером я читал, писал, размышлял. Когда же меня начало клонить ко сну,
    я лег на свое ложе из морской травы и крепко заснул, меж тем как
    "Наутилус" скользил по быстрому течению "Черной реки".



    15. ПИСЬМЕННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

    На следующий день, 9 ноября, я проснулся после глубокого
    двенадцатичасового сна. Консель, по обыкновению, пришел узнать, "хорошо ли
    хозяин почивал", и предложить свои услуги. Его друг, канадец, все еще спал
    так безмятежно, как будто другого занятия у Него и не было.
    Я не мешал славному малому болтать, но отвечал невпопад. Меня
    тревожило, что капитан не присутствовал на вчерашнем зрелище, и я надеялся
    увидеть его нынешним днем.
    Я облачился в свои виссоновые одеяния. Качество ткани вызвало у Конселя
    целый ряд замечаний. Пришлось ему объяснить, что ткань эта вырабатывается
    из шелковистых прочных нитей биссуса, посредством которых прикрепляется к
    скалам раковина, так называемая "пинна", которая встречается во множестве
    у берегов Средиземного моря. В старину из биссуса выделывали прекрасные
    ткани - виссоны, а позже чулки, перчатки, чрезвычайно мягкие и теплые. И
    экипаж "Наутилуса" не нуждался ни в хлопке, ни в овечьей шерсти, ни в
    шелковичных червях, потому что материал для одежды ему доставляло море!
    Одевшись, я вошел в салон. Там было пусто.
    Я занялся изучением конхиологических сокровищ, хранившихся в витринах.
    Я рылся в гербариях, наполненных редкостными морскими растениями, хотя и
    засушенными, но не утратившими пленительной яркости красок. Среди этих
    изящных морских растений я заметил кольчатые кладостефы, пластинчатые
    падины, каулерпы, похожие на виноградные листья, бугорчатые каллитамнионы,
    нежные церамиумы ярко-красных расцветок, хрупкие алые веерообразные
    агариумы и другие различные водоросли.
    День прошел, а капитан Немо не удостоил меня своим посещением. Железные
    створы на окнах в салоне не раскрывались. Не желали ли охранить нас от
    пресыщения столь дивным зрелищем?
    "Наутилус" держал курс на восток-северо-восток и шел на глубине
    пятидесяти - шестидесяти метров со скоростью двенадцати миль в час.
    Следующий день, 10 ноября, прошел как и остальные: по-прежнему не
    показался ни один человек из команды "Наутилуса". Нед и Консель провели
    большую часть дня со мною. Отсутствие капитана удивляло их. Может быть,
    этот странный человек заболел? А может быть, он переменил свое решение в
    отношении нас?
    Впрочем, как правильно заметил Консель, у нас не было причины
    жаловаться: мы пользовались полной свободой, нас вкусно и сытно кормили.
    Наш хозяин строго соблюдал условия договора. И к тому же самая необычность
    нашего положения представляла такой интерес, что мы не вправе были
    сетовать на судьбу.
    С этого дня я стал аккуратно вести запись текущих событий, и поэтому
    могу восстановить все наши приключения с величайшей точностью. И
    любопытная подробность! Свои записи я вел на бумаге, изготовленной из
    морской травы.
    Итак, 11 ноября, проснувшись ранним утром, я догадался по притоку
    свежего воздуха, что мы всплыли на поверхность океана, чтобы возобновить
    запасы кислорода. Я направился к трапу и вышел на палубу.
    Было шесть часов утра. Погода стояла пасмурная, море было серое, но
    спокойное. Лишь легкая зыбь пробегала по водной глади. Появится ли нынче
    капитан Немо? Я так надеялся встретить его тут. Но, кроме рулевого,
    заключенного в свою стеклянную будку, на палубе никого не было. Сидя на
    возвышении, образуемом корпусом шлюпки, я жадно вдыхал насыщенный солью
    морской воздух.
    Понемногу, под действием солнечных лучей, туман рассеялся. На восточной
    части горизонта показался лучезарный диск. Море вспыхнуло, как порох.
    Высокие, рассеянные облака окрасились в удивительно нежные тона, а
    обрамлявшие их, точно кружевом, перистые облачка, так называемые "кошачьи
    языки", предвещали ветреный день.
    Но что значит ветер для "Наутилуса", который не страшился бурь!
    Я радостно встречал восход солнца - такое животворящее, исполненное
    ликования явление природы, - как вдруг послышались чьи-то шаги.
    Я собрался было приветствовать капитана Немо, но это был только его
    помощник - я видел его уже раньше, при первой встрече с капитаном. Он
    взошел на палубу, казалось, не замечая моего присутствия. Приставив к
    глазам подзорную трубу, он с величайшим вниманием стал исследовать
    горизонт. Окончив свои наблюдения, он подошел к люку и произнес несколько
    слов. Я точно запомнил их, потому что впоследствии слышал эти слова
    каждодневно при подобных же условиях.
    Фраза звучала так:
    "Nautron respoc lorni virch!"
    Что означала фраза, не знаю!
    Произнеся эти слова, помощник капитана сошел вниз. Я подумал, что
    "Наутилус" начнет снова погружаться в морские глубины. Поэтому я в свою
    очередь поспешил сойти вниз.
    Прошло пять дней без каких-либо перемен. Каждое утро я выходил на
    палубу. Каждое утро тот же человек произносил ту же фразу. Капитан Немо не
    появлялся.
    Я решил, что больше уже не увижу его, и покорился своей участи; но 16
    ноября, войдя вместе с Недом и Конселем в свою каюту, я нашел на столе
    адресованную мне записку.
    Я поспешил вскрыть ее. Записка была написана по-французски, но
    готическим шрифтом, напоминавшим буквы немецкого алфавита.

    "Господину профессору Аронаксу.
    На борту "Наутилуса", 16 ноября 1867 года.
    Капитан Немо просит господина профессора Аронакса принять участие в
    охоте, которая состоится завтра утром в его лесах на острове Креспо.
    Капитан Немо надеется, что ничто не помешает господину профессору
    воспользоваться его приглашением, и притом он будет очень рад, если
    спутники господина профессора пожелают присоединиться к нашей экскурсии.
    Командир "Наутилуса" капитан Немо".

    - На охоту? - вскричал Нед.
    - Да еще в его лесах на острове Креспо! - прибавил Консель.
    - Стало быть, этот человек иногда высаживается на берег? - спросил Нед
    Ленд.
    - Сказано, кажется, совершенно ясно, - ответил я, перечитывая письмо.
    - Ну, что ж! Надо принять приглашение, - заявил канадец. - А попав на
    сушу, мы уж обдумаем, как нам поступить. Помимо всего, я не прочь съесть
    кусок свежей дичи.
    Не пытаясь установить связь между ненавистью капитана Немо к
    континентам и островам и его приглашением охотиться в лесах Креспо, я
    ограничился ответом:
    - Посмотрим-ка сперва, что представляет собою остров Креспо!
    И тут же на карте я нашел под 32ь40' северной широты и 167ь5О' западной
    долготы этот островок, открытый в 1801 году капитаном Креспо и значившийся
    на старинных испанских картах под названием Rocca de la Plata, что
    по-французски означает "Серебряный утес". Итак, мы находились в тысяча
    восьмистах милях от точки нашего отправления, и "Наутилус" несколько
    изменил курс, повернув к юго-востоку.
    Я указал моим спутникам на скалистый островок, затерянный в северной
    части Тихого океана.
    - Ну если уж капитан Немо порою и выходит на сушу, - сказал я, - то,
    конечно, он выбирает самые необитаемые острова!
    Нед Ленд ничего не ответил, только лишь покачал головой; затем они оба
    ушли. После ужина, поданного безмолвным и невозмутимым стюардом, я лег
    спать несколько озабоченный.
    Поутру 17 ноября, проснувшись, я почувствовал, что "Наутилус" стоит на
    месте. Наскоро одевшись, я вышел в салон.
    Капитан Немо был там. Он ожидал меня. Когда я вошел, он встал,
    поздоровался и спросил, согласен ли я сопровождать его на охоту.
    Поскольку он не сделал ни малейшего намека насчет своего восьмидневного
    отсутствия, я воздержался заговорить на эту тему и коротко ответил, что я
    и мои спутники готовы сопутствовать ему.
    - Но позвольте, сударь, - прибавил я, - задать вам один вопрос.
    - Пожалуйста, господин Аронакс. Если смогу, я вам отвечу.
    - Как случилось, капитан, что вы, порвав всякие связи с землей,
    владеете лесами на острове Креспо?
    - Господин профессор, - отвечал капитан, - леса в моих владениях не
    нуждаются ни в солнечном свете, ни в теплоте. В них не водятся ни львы, ни
    тигры, ни пантеры, ни какие-либо другие четвероногие. Об их существовании
    знаю лишь я один. Растут они лишь для одного меня. Это не земные леса, а
    подводные.
    - Подводные леса? - вскричал я.
    - Да, господин профессор.
    - И вы предлагаете мне побывать в этих лесах?
    - Совершенно верно.
    - Идти туда пешком?
    - Даже не замочив ног.
    - И охотиться там?
    - И охотиться.
    - И взять ружье?
    - И взять ружье.
    Я кинул на капитана Немо взгляд, в котором не было ничего лестного для
    его особы.
    "Несомненно, у него голова не в порядке, - подумал я. - Видимо, у него
    был приступ болезни, длившийся восемь дней, и, как знать, здоров ли он
    теперь? А жаль! Все же лучше иметь дело с чудаком, чем с сумасшедшим!"
    Мысли эти были ясно написаны на моем лице, но капитан Немо жестом
    пригласил меня следовать за собою, и я безропотно повиновался ему.
    Мы вошли в столовую, где был уже подан завтрак.
    - Господин Аронакс, - сказал капитан, - прошу вас позавтракать со мною
    без церемоний. За столом мы продолжим наш разговор. Ведь я обещал вам
    прогулку

    [Назад][1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12][13][14][15][16][17][18][19][20][21][22][23][24][25][26][27][28][29][30][31][32][33][34][35][36][37][38][39][40][41][42][43][Вперед]