большего объема, чем у любого
обитателя земли, распростертого поперек водопада, который преграждает
доступ к полюсу!"
Я предполагаю, - может быть, и ошибочно, - что отважный бег "Наутилуса"
длился пятнадцать или двадцать дней, и неизвестно, сколько бы он
продолжался, если бы не катастрофа, закончившая это путешествие. О
капитане Немо не было ни слуху ни духу. О помощнике капитана - не больше.
Ни один человек из экипажа не появлялся ни на одну секунду. Почти все
время "Наутилус" держался под водой. Когда он поднимался на поверхность,
чтобы обновить воздух, створы открывались и закрывались автоматически. Ни
одной отметки на карте. Я не имел понятия, где мы находимся.
Добавлю, что канадец, утратив силы и терпение, не появлялся тоже.
Конселю не удавалось выжать из него ни одного слова, и он боялся, как бы
канадец в припадке безумия или под влиянием невыносимой тоски по родине не
покончил самоубийством. Он следил за ним, не оставляя его ни на одну
минуту.
Каждому понятно, что в таких условиях наше положение стало невыносимым.
Однажды утром, но какого числа сказать трудно, в первые часы дня я
заснул, но сном болезненным, тяжелым. Когда я пробудился, я увидал Неда,
который нагнулся надо мной и шепотом сказал:
- Бежим!
Я вскочил.
- Когда? - спросил я.
- В эту же ночь. Похоже на то, что "Наутилус" остался без присмотра.
Можно сказать, что на судне все оцепенели. Вы будете готовы?
- Да. А где мы?
- В виду земли; сегодня я ее заметил сквозь туман, на расстоянии
двадцати миль к востоку.
- Что это за земля?
- Не знаю, но, какая б ни была, мы там найдем пристанище.
- Да, Нед! Да, этой ночью мы бежим, хотя бы нам грозило утонуть в море.
- Море бурное, ветер крепкий; но сделать двадцать миль на легкой
посудинке с "Наутилуса" меня нисколько не пугает. Я сумею незаметно
перенести в шлюпку немного еды и несколько бутылок с водой.
- Я буду с вами, Нед.
- А если меня застанут, - добавил Нед, - я буду защищаться, пока меня
не убьют.
- Мы умрем вместе, Нед.
Я решился на все. Канадец ушел. Я вышел на палубу, где с трудом мог
удержаться на ногах, - так сильно били волны. Небо не предвещало ничего
хорошего, но, раз в этом густом тумане была видна земля, надо бежать. Мы
не могли терять ни дня, ни часа.
Я вернулся в салон, опасаясь и вместе с тем стремясь встретить капитана
Немо, желая и не желая его видеть. Что я ему скажу? Смогу ли скрыть
невольный ужас, какой внушал он мне? Нет! Лучше не встречаться лицом к
лицу! Лучше забыть его! А все-таки!..
Как долго тянулся этот день, последний день, который я должен провести
на "Наутилусе"! Я оставался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со
мной, чтобы не выдавать себя.
В шесть часов я сел обедать, хотя мне не хотелось есть. Но, несмотря на
отвращение, я принуждал себя, чтобы не ослабеть. В половине седьмого Нед
вошел ко мне в каюту. Он сказал:
- До нашего отплытия мы не увидимся. В десять часов луны еще не будет.
Мы воспользуемся темнотой. Приходите в лодку. Консель и я будем вас ждать.
Канадец сейчас же вышел, не дав мне времени ответить.
Я захотел проверить курс "Наутилуса" и сошел в салон. Мы шли на
северо-северо-восток с пугающею скоростью на глубине пятидесяти метров.
В последний раз я поглядел на чудеса природы, на великолепные
произведения искусства, теснившиеся в этом музее, на эти бесподобные
коллекции, обреченные когда-нибудь погибнуть на дне моря вместе с тем, кто
их собрал. Мне хотелось запечатлеть их навсегда в моей памяти. Так я
провел здесь целый час; залитый струями света, падающего с потолка, я все
ходил и любовался сокровищами, сиявшими в своих витринах.
Затем я вернулся к себе в каюту. Там я надел непромокаемый морской
костюм. Собрал свои записки и спрятал их на себе. Сильно билось сердце. Я
не мог умерить его стук. Мое смущение, мое волнение не ускользнули бы,
конечно, от капитана Немо.
Что делал он в эту минуту? Я подошел к двери его каюты. Там слышались
шаги. Немо был у себя. Он не ложился спать. При каждом его движении мне
все казалось, что он вот-вот появится передо мной и спросит: "Почему
хотите вы бежать?" Я пугался малейшего звука. Воображение преувеличивало
мои страхи. Это болезненное состояние настолько обострилось, что я не раз
спросил себя: не лучше ли войти к капитану, стать перед ним и вызывающе
взглянуть ему в лицо?
Сумасшедшая мысль! К счастью, я удержался и, возвратясь к себе, лег на
койку, чтобы ослабить физическое возбуждение. Нервы успокоились, но мой
разгоряченный мозг работал, - в нем быстро проносились воспоминания о
жизни на борту "Наутилуса"; перед моим духовным взором промелькнуло все,
что случилось после Моего исчезновения с "Авраама Линкольна", все
происшествия, плохие и хорошие; я снова увидал: подводные охоты, пролив
Торреса, берега Папуасии, мель, коралловую гробницу, Суэцкий канал,
Санторинский остров, критского ловца, бухту Виго, Атлантиду, ледяной
затор, Южный полюс, ледяную тюрьму, бой со спрутами, бурю в Гольфстриме,
"Мстителя" и ужасное зрелище корабля, потопленного вместе с экипажем! Все
эти события развертывались перед глазами, как движущаяся декорация на
театральном заднем плане. И в этом своеобразном окружении фигура капитана
возрастала непомерно. Его личность выделялась и получала сверхчеловеческие
соотношения. Он становился не подобием меня, а властелином вод, гением
морей!
Настала половина десятого. Зажмурив глаза, я сдавливал голову руками,
чтобы не дать ей лопнуть. Мне не хотелось думать. Еще полчаса ожидания!
Полчаса такого кошмара, что можно сойти с ума!
И в это время я услыхал смутные звуки аккордов на органе, печальную
гармонию вроде заунывной песни, истинный плач души, готовой порвать земные
связи. Я слушал всем существом своим, едва дыша и отдаваясь целиком тому
же музыкальному восторгу, какой, бывало, увлекал и капитана Немо в
нездешний мир.
Но вдруг я ужаснулся одной мысли. Капитан Немо вышел из своей каюты. Он
был в салоне, а мне, чтобы бежать, надо пройти через салон. И там я
встречусь с ним в последний раз, он меня увидит, а может быть, заговорит!
Он может уничтожить меня одним жестом, приковать к борту одним словом!
Сейчас пробьет десять часов. Настало время выходить из каюты и
присоединиться к моим друзьям. Не могло быть колебаний, хотя бы капитан
Немо стоял передо мной. Я отворил дверь очень осторожно, и все-таки мне
показалось, что она вращается на петлях с ужасным скрипом. Возможно, этот
скрип был лишь игрой моего воображения!
Я начал двигаться ползком по темным проходам "Наутилуса", все время
останавливаясь, чтобы сдержать сердцебиение. Я добрался до угловой двери
салона и тихонько приотворил ее. Полный мрак царил в салоне. Слабо звучали
органные аккорды. Капитан Немо сидел у органа. Он не видал меня. Мне
кажется, он не заметил бы меня даже при полном свете, настолько он весь
ушел в свое восторженное состояние.
Я пополз по мягкому ковру, стараясь ни на что не натыкаться, - малейший
шум мог меня выдать. Понадобилось пять минут, чтобы добраться до главной
двери, ведущей в библиотеку. Я уже собрался отворить ее, как вдруг
глубокий вздох капитана Немо приковал меня на месте. Я понял, что он
вставал. Мне даже удалось, хотя и смутно, разглядеть его, поскольку тонкий
луч света из освещенной библиотеки проникал в салон. Капитан шел по
направлению ко мне, молча, скрестив на груди руки, как-то скользя, а не
шагая, точно призрак. Его стесненная грудь вздымалась от рыданий. И мне
послышались его слова, последние, дошедшие до моего слуха:
- Боже всемогущий! Довольно! Довольно!
Что это? Голос совести, крик души этого человека?
В полном смятении я проскочил библиотеку, взобрался по центральному
трапу и по верхнему проходу добрался до лодки. Я проник в нее сквозь
отверстие, уже впустившее туда моих товарищей.
- Едем! Едем! - крикнул я.
- Сейчас! - ответил канадец.
Сначала мы закрыли отверстие, проделанное в стальной обшивке
"Наутилуса", и закрепили его гайками при помощи английского ключа, которым
запасся Нед Ленд. Таким же образом закрыли и отверстие для лодки, а затем
канадец стал отвинчивать гайки, еле соединявшие нас с "Наутилусом".
Вдруг внутри послышался какой-то шум, чьи-то голоса быстро, коротко
перекликались. Что там случилось? Неужели они заметили наш побег? Я
почувствовал, как Нед Ленд дал мне в руки кинжал.
- Да, - прошептал я, - мы сумеем умереть!
Канадец приостановил свою работу. В это время до меня донеслось одно
слово, повторенное раз двадцать, - слово страшное, и благодаря ему мне
сразу стала ясной причина волнения, охватившего весь "Наутилус". Его
экипажу было не до нас!
- Мальстрим! Мальстрим! - крикнул я.
Мальстрим! Могло ли в нашем и без того ужасном положении раздаться
слово более ужасное, чем это? Значит, мы очутились в самых опасных водах
Норвежского побережья. Неужели в эту пучину затянуло "Наутилус", и как раз
в то время, когда наша лодка была уже готова отделиться от его железных
стен? Давно известно, что здесь морские воды, зажатые в часы прилива между
Лофотенами и островами Феро, превращаются в стремнину неодолимой силы. В
ней образуется водоворот, из которого еще никогда ни один корабль не мог
спастись. Со всех точек горизонта неслись чудовищные волны. Они-то и
образуют эту бездну, справедливо названную "пуп Атлантического океана" -
водоворот такой мощи, что втягивал в себя все плывущее на расстоянии
пятнадцати километров. Его бездна засасывала не только корабли, но и китов
и белых медведей полярных стран.
В этой бездне и оказался "Наутилус", попав туда невольно, а может быть,
и волей капитана Немо. "Наутилус" кружился по спирали, радиус которой
становился все короче. Само собою разумеется, что и наша лодка, еле
прикрепленная к "Наутилусу", носилась с головокружительною быстротой. Я
это чувствовал, испытывая такое же болезненное состояние, какое наступает
после долгого вращения на одном месте. Нас обуял предельный ужас, кровь
застывала в жилах, нервная реакция исчезла, все тело покрылось холодным
потом, как при агонии! А какой шум стоял вокруг утлой нашей лодки! Какой
рев, разносимый эхом на много миль! Какой грохот волн, разбивающихся об
острые вершины подводных скал - там, где дробятся самые твердые тела, где
бревна перемалываются и превращаются в мочало!
Какое положение! Нас трепало во все стороны! "Наутилус" боролся, как
человеческое существо. Стальные мускулы его трещали. Временами он
вздымался кверху, а вместе с ним и мы!
- Надо держаться и завинтить гайки! - сказал Нед. - Пока мы прикреплены
к "Наутилусу", мы можем еще спастись!..
Не успел он договорить, как раздался треск; гайки отлетели, лодку
вырвало из углубления и швырнуло, как камень из пращи, в водоворот!
Голова моя ударилась о железный каркас лодки с такой силой, что я
потерял сознание.



23. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вот и конец моему путешествию. Что произошло той ночью, каким образом
выскочила наша лодка из страшного водоворота, как Нед Ленд, я и Консель
спаслись из этой бездны? Я не могу сказать. Но когда вернулось ко мне
сознание, я уже лежал в хижине у рыбака с Лофотенских островов. Оба мои
товарища - целы и невредимы - сидели около меня и пожимали мои руки. Мы
горячо расцеловались.
В то время мы не могли и думать о возвращении во Францию. Пассажирское
сообщение между северной Норвегией и южной бывает редко. Приходилось ждать
парохода, совершающего раз в два месяца рейс к Северному мысу. И вот,
оставшись жить у милых, приютивших нас людей, я пересматриваю рассказ о
наших приключениях. Он точен - ни один факт не пропущен, ни одна частность
не раздута. Это - достоверная повесть о невероятной экспедиции в недрах
морской стихии, еще не доступных человеку; но прогресс культуры их
превратит когда-нибудь в свободные пути, открытые для всех!
Вопрос - поверят ли мне люди? В конце концов это неважно. Я твердо могу
сказать одно, что теперь имею право говорить о тех морских глубинах, где,
менее чем в десять месяцев, я проплыл двадцать тысяч лье и совершил
кругосветное путешествие, которое открыло мне такое множество чудес - в
Индийском и Тихом океане, в Красном и Средиземном море, в Атлантике и в
южных и в северных морях!
Однако что же сталось с "Наутилусом"? Устоял ли он против могучих
объятий Мальстрима? Жив ли капитан Немо? Продолжает ли он плавать в
глубинах океана и вершить свои ужасные возмездия, или же его путь пресекся
на последней гекатомбе? Донесут ли волны когда-нибудь до нас ту рукопись,
где описана история его жизни? Узнаю ли я, наконец, его настоящее имя? Не
выдаст ли исчезнувший корабль своей национальностью национальность самого
капитана Немо?
Надеюсь. Надеюсь и на то, что его могучее сооружение победило море даже
в самой страшной его бездне и "Наутилус" уцелел там, где погибало столько
кораблей. Если это так и если капитан Немо все еще живет в просторе
океана, как в своем избранном отечестве, пусть ненависть утихнет в этом
ожесточенном сердце! Пусть созерцание такого множества чудес природы
затушит огонь мести! Пусть в нем грозный судья уступит место мирному
ученому, который будет продолжать свои исследования морских глубин.
Если судьба его причудлива, то и возвышенна. А разве я его не понял?
Разве не жил я десять месяцев его сверхъестественною жизнью? Уже шесть
тысяч лет тому назад Экклезиаст задал такой вопрос: "Кто мог когда-либо
измерить глубины бездны?" Но дать ему ответ из всех людей имеют право
только двое: капитан Немо и я.

1870 г.